Читаю я тут очередной фантастический роман в жанре «альтернативная история» — по объему немного больше, чем Властелин Колец, от души товарищи Юрий Нестеренко и Михаил Харитонов накатали. Роман вышел в свет в интернете еще в 2010 году — но тогда я такое могучее произведение не рискнул начать читать, хотя Харитонов доставляет, не скрою.

Сейчас, на волне интереса к творчеству Харитонова, я таки рискнул — думал, что после его «Буратины» меня ничего не может удивить. Но нет, шмогло. Текст, несмотря на давность, читается с интересом даже 2019 году, а задоподгорание он будет способен вызвать еще пару десятилетий точно.

По большому счету, фантастики там почти нет (кроме самой идеи альтернативной истории), это скорее остросюжетный политический детектив. Главный герой приезжает в соседнюю страну, расследовать странную смерть коллеги, и попадает в водоворот опасных приключений, которые в итоге могут обернуться глобальными проблемами для его страны и всего мира.

Каноны шпионского романа здесь вполне соблюдены. Конспиративные квартиры, хвосты и прослушка в наличии. Главгерой явственно косплеит Штирлица и демонстрирует, что добром словом и увесистой ксивой можно добиться больше, чем просто добрым словом. Перестрелок, погонь и прочего в тексте почти нет. Но, несмотря на это, сюжет именно детективной части весьма напряженный, хотя там больше аналитической работы и разговоров, а экшена так вообще немного. А концовка так вообще шикарна. Короче, тема работы агентов спецслужб раскрыта очень хорошо.

Вот вам фрагмент из начала, для затравки:

3 февраля 1991 года, воскресенье, утро. Окрестности Висбадена.

«Ра-асцветали яблони и груши…»

Фридрих снял правую руку с руля, опустил с потолка кронштейн держателя. Вытянул из кармана черную тушку целленхёрера, переходящего уже к «туманам над рекой». Легкое, безобидное фрондерство, проходящее скорее по графе «милые чудачества». Имперский барон, оберст Люфтваффе, кавалер Рыцарского Креста Фридрих Власов не считает нужным скрывать свои русские корни.

[всякое происходит, потом Мюллер отправляет его в Москву]

Тот же день, ближе к вечеру. Берлин, международный аэропорт Шонефельд — борт «Люфтханза LH3723».

Беспородная тупорылая туша гражданского лайнера вызвала во Власове новый приступ раздражения. Он вообще недолюбливал лайнеры и линейных пилотов, полагая, что бодрым голосом приветствовать пассажиров и скучать весь полет возле автопилота можно и за куда меньшие деньги — но особенно ненавидел американские «Боинги». Он не мог понять, по какой причине величайшей авиационной державе мира приходится закупать подобное барахло, к тому же у стратегического противника. Газетные отмазки относительно дороговизны отечественных машин и прочие «рыночные соображения» его не устраивали: по роду занятий он слишком хорошо знал, что всякие рыночные соображения кончаются у порога крупных корпораций, связанных с правительственными заказами. Экспансия «Боингов» ему категорически не нравилась. Дойчи слишком быстро забыли времена, когда старшие братья этих «Боингов», «летающие крепости» и «либерэйторы», стирали ковровыми бомбардировками города Фатерлянда. И если бы не своевременная победа на восточном фронте и не бурное развитие реактивной авиации Райха, которой скунсам тогда нечего было противопоставить… Пару раз он говорил об этом с Мюллером, и неизменно слышал в ответ про какие-то «большие интересы». Когда же Фридрих позволил себе заметить, что само это словечко — «интересы» — более соответствует семитскому, нежели германскому, стилю мышления, Мюллер устроил ему разнос. Из чего Власов заключил, что шеф всё прекрасно видит и понимает, но сделать ничего не может.

Через десять минут самолёт, наконец, взлетел. Было как-то странно ощущать всем телом набор высоты, сидя в пассажирском кресле. Тем не менее, когда самолёт пробил слой облаков и пассажиры стали расстёгивать ремни и подзывать бортпроводниц, развозящих ужин и аперитивы, Фридрих почувствовал себя относительно комфортно. Он открыл нотицблок (в Управлении ему вручили новенькую казённую «Тосибу»), подключил его к кресельному разъёму через блок питания, и закрыл глаза — чтобы не видеть заставку операционной системы «Ди Фенстер».

Он терпеть не мог эту графическую оболочку — рассчитанную на интеллект ниже среднего, яркую, аляповатую, громоздкую и ненадежную, как все американское. Дойчефицированная версия, пусть и свободная от некоторых раздражающих моментов типа звездно-полосатого фона, все равно не могла скрыть своего гнилого американского нутра. Единственное, на что годилась эта система — так это на то, чтобы лишний раз продемонстрировать правоту национал-социалистического учения об обусловленности технологии национальным менталитетом. Только скунсам с их наплевательским отношением к легко дающимся им ресурсам и любовью к броским дешевым эффектам могло прийти в голову создать нечто подобное — и, что хуже всего, «окна» стремительно становились мировым стандартом, в то время как дойчское программирование всё больше отставало, проигрывало в мировой гонке за потребителя. Пресловутая добросовестность неожиданно оказалась мешающим фактором: гениальные дойчские кодемайстеры были просто не способны предлагать покупателям сырые, недоделанные программы — в то время как американцы преспокойно заполоняли рынок дерьмом в красивых коробках.

«Тосибы» Фридрих еще мог понять. Отношения Райха с Японией, конечно, складывались скверно. Страна самураев после оккупации так и осталась в орбите США, словно героиня бульварного романа, сперва изнасилованная захватчиком, а потом воспылавшая к нему бурной страстью. При этом гордые жители Страны восходящего солнца удивительно быстро простили Америке Хиросиму и Нагасаки — и в то же время до сих пор продолжают попрекать Райх тем, что он «бросил их на произвол судьбы», подписав Женевский мир. Что делать — ситуация на западном фронте тогда сложилась патовая, а с появившейся у янки атомной бомбой приходилось считаться. Японцам следовало тогда проявить больше гибкости… Но, так или иначе, Япония действительно выбилась в лидеры по части микроэлектроники — нотицблоки того же класса, выпускавшиеся в Райхе, были на полтора килограмма тяжелее и потребляли больше энергии. Однако кто закупил для Управления партию «Тосиб» именно с предустановленными «Ди Фенстер»? Похоже, ситуация с «Боингами» повторялась: даже в цитадель безопасности Райха проник дух «интересов».

Наконец, «окна» загрузились, и даже вроде бы без особых приключений. Власов ввел пароль и, тихо чертыхаясь, начал возить пальцем по упругой красной подушечке посреди белой клавиатуры, пытаясь направить экранную стрелку в нужную сторону. Некстати вспомнилась недавняя гаденькая статейка в бульварном «Шпигеле», каким-то образом пропущенная цензурой: там японская подушечка сравнивалась с клитором (хотя сами японцы, видимо, вдохновлялись своим восходящим солнцем), а популярный в Райхе световой карандаш — с мужским членом. Вся эта фройдистская пакость использовалась для косвенной рекламы новомодного американского устройства под названием «мышь». Фридрих показал статейку одному своему знакомому из политуправления, и тот потом долго рассказывал ему об американском культе мышей, и о том, что мышь символизирует американского юде — юркого, пронырливого и жуликоватого. Не разделяя свойственной идеологическим работникам юдофобской подозрительности, Фридрих всё же был вынужден согласиться с тем, что доля правды в этом есть — случайно посмотрев в кинотеатре предварявший сеанс американский цайхенфильм о мышонке Томе, который на протяжении всей ленты безнаказанно и изощренно издевался над котом Джерри. Этот прокол был уже посерьезнее статейки в «Шпигеле»: во время войны «джерри» было американским прозвищем дойчских солдат и дойчей вообще. Тем не менее, политуправление прохлопало и это, и дойчские детишки в зале весело хохотали, глядя на выходки наглого иудейского мыша.

Наконец, удалось вызвать нужную программу и переключиться в привычный «Норденкоммандор». Два синих экранчика подействовали успокаивающе. Пальцы забегали по клавишам, и Фридрих довольно быстро нашёл раздел «Nachlass». Там лежало всё оставшееся от покойного Рудольфа Вебера, включая отчёты, служебные записки, копии счетов, и прочее в том же роде.

Weber значит «ткач». Что же за сеть ты соткал, Руди, и кто попался в нее — настолько зубастый, что охотник и дичь поменялись местами?

Роман называется «Юбер аллес», и там события происходят в мире, в котором в сентябре 1941 года (то есть после начала войны с Англией и Россией) Гитлер и вся нацистская верхушка были уничтожены в результате военного переворота, и власть в Германии взяли умеренные националисты, отказавшиеся от расовой конфронтации на Восточном фронте, заявившие об освободительном характере войны и переманившие в РОА около 5 миллионов человек с уже занятых территорий. В результате новая Россия (еще, кстати, и приросшая территориями в сравнении с РСФСР) стала полноправным членом Рейхсраума, прогерманского военно-политического блока, постепенно завоевывающего все новые экономические высоты, поднимающего уровень жизни своих граждан выше мировых стандартов и осторожно дарующего им демократические права и свободы.

Основное действие развивается в Москве, технологически этот мир более продвинут, чем наш (ну да, Германия не потерпела поражения в войне, немецкие ученые и конструкторы продолжили развитие без перерывов), поэтому на начало 1991 года уже существуют мобилки и интернет диалапных времен.

Кстати, Холокоста в этом мире не произошло, но антисемитизм Рейха никуда не девался. Израиль создали американцы (а евреев туда навезли немцы), Центр Соломона Визенталя стал аналогом нынешнего Моссада, ну и так далее. К слову, несмотря на сеттинг, в тексте много персонажей евреев, и они вполне себе преуспевают в тамошней России.

Оберст Люфтваффе Фридрих Власов воевал с американцами в небе Египта на своём Мессершмитте-600, немцы высадились в Англии — но в целом мир вошел в состояние, аналогичное нашей «Холодной войне», разве что Евросоюз называется Рейхом, и Россия входит в его состав — поэтому в конфронтации с США находится не СССР, а вся Европа. Действие романа происходит в 1991 году — и это не случайная дата. Вы же помните, что у нас произошло в 1991 году?

А дальше начинается интересное. Ибо антагонистами государства, которое защищает главгерой, в этом тексте выписаны отнюдь не коммунисты с большевиками (они в описываемом мире глубоко маргинальны и ни на что не влияют), а западный капитализм и отечественные либералы. Последних авторы троллят с особым удовольствием, то загоняя Фридриха на квартирник демшизы, то давая ему в оппонентки журналистику из либеральной газеты.

Естественно, режЫм лютует:

Фридрих еще помнил времена, когда задержанных с поличным наркокурьеров расстреливали прямо в аэропортах. Разумеется, не на глазах у пассажиров, а в специальной комнате Службы охраны, но секрета из этого никто не делал — напротив, о каждом таком случае сообщали в новостях, что в конце концов и возымело должный эффект… Сейчас, правда, от подобной практики отошли, предпочитая разводить судебную волокиту — но это лишь оттягивало казнь, а не отменяло ее.

Правозащитники негодуэ, и всё такое.

Насколько я знаю, на бумаге ЭТО никто не рискнул издать, но в Интернете вы без проблем найдёте.

PS. На фото в заголовке — Blohm und Voss Bv-141. BV 494, личный самолет Власова, был наследником именно этой модели. И сейчас, забираясь в прозрачную, похожую на изящную елочную игрушку кабину на правом крыле, Фридрих подумал, что после выхода на маршрут включит реактивную тягу. Полет по служебной надобности — значит, контора оплатит топливо. В Берлине он будет уже через час.

Ну и там много таких перлов и подхихикиваний:

— Dobri’ den, dorogoi, — произнес Мюллер, продолжая стоять вполоборота к окну.

Фридрих в который раз подумал, что рачительная природа, вложив в черепную коробку шефа недюжинный запас ума и хитрости, изрядно сэкономила на чувстве юмора и тактичности. Впрочем, Мюллер крайне редко напоминал Власову о его русских корнях. И если уж шеф принялся тяжеловесно шутить на эту тему, значит, его настроение и впрямь хуже некуда. Вероятно, самым мудрым было бы не обращать внимания и перейти сразу к делу, но любая неграмотность резала ухо Власову почти физически, и он не сдержался:

— Извините, шеф, но русские так не говорят. «Дорогой» — это форма вежливости, принятая в личной переписке, и употребляемая только вместе с именем. В других случаях это слово означает «требующий больших денежных затрат». Моё жалованье пока что не даёт оснований…

Шеф вдруг издал смешок — если это ржавое поскрипывание можно было назвать смехом.

— Если вы имеете в виду счет за керосин, то вы сами хотели, чтобы я прилетел как можно скорее, — Власов чувствовал, как нарастает его раздражение. — На винтовой тяге я был бы сейчас еще…

— Простите старика, Фридрих, — отсмеялся Мюллер. — Просто я только что с совещания. Эти ослы собираются в очередной раз урезать нам финансирование. Скоро они придут соскребать с потолка позолоту, — он показал взглядом на ангелочков.

— Все так серьёзно? — вежливо поинтересовался Власов.

— Серьёзней некуда, — подтвердил Мюллер. — Они и в самом деле решили, что нам пора ужиматься.

Слово «они» шеф сопроводил характерным движением головы в сторону письменного стола, над которым висел чёрный портрет.

— Похоже, — продолжал скрипеть шеф, — мы слишком хорошо работаем. Или полвека гегемонии в Европе чересчур размягчающе действуют на некоторые мозги. Или что у них там наложено вместо мозгов.

— Или их слишком мало интересует Райхсраум, — подхватил Власов. — Сейчас вошло в моду любить Фатерлянд в его, так сказать, естественных границах.

— И вы о политике! Помилосердствуйте, Фридрих, я и так уже весь пропитан желчью. Давайте всё же о наших делах, — Мюллер, наконец, полностью повернулся к нему. — Вы знали Руди Вебера?

— Ну что значит — знал… — Власов собрался с мыслями. — Мне, конечно, известно, что это наш человек в Москве, и что информацию оттуда я получаю в основном через него. Но лично общаться нам практически не доводилось. Так, виделись пару раз в Управлении… — на самом деле, разумеется, от Власова не укрылось прошедшее время. Шеф уже начал отвечать на его вопросы. Итак, Рудольф Вебер, во-первых, мёртв, и, во-вторых, умер не такой смертью, какая полагается уважающему себя агенту Главного Управления Имперской Безопасности.

Мюллер молчал, давая подчиненному проявить подобающую сообразительность.

— Как и когда? — спросил Фридрих, не найдя лучшей формулировки.

В общем, вы поняли. Две сверхдержавы, холодная война между двумя континентами — и никто не хочет уступать, никакой конвергенции и детанта. Атомные бомбы заставили отказаться от большой войны — но война не исчезла, она просто приняла другие формы. Пиндосы всё так же лезут через культурную экспансию (джинсы, жвачка, рок-н-ролл) и цветные революции — ну а объединенная Европа отвечает орднунгом унд дисциплинен. Там даже в самолетах имеются специальные воздушные полицейские — чтобы, так сказать, пресекать безобразия в момент возникновения.

Что еще? Написано хорошо, читается легко. Интрига действительно затянута крепко, без провисаний и без нужды не дразнит читателя. Конечно, в тексте хватает мрака, насилия и безнадеги, но их не больше, чем в любимых народом бульварных романах, а литературно-философская составляющая «Юбер Аллес» значительно благороднее. Так что всем, интересующимся историей, обычной и альтернативной; всем, истосковавшимся по сильным детективам; всем любителям политических страстей и заговоров — а также всем любителям современной хорошей литературы, читать.