Читаю я тут очередной фантастический роман в жанре “альтернативная история” – по объему немного больше, чем Властелин Колец, от души товарищи Юрий Нестеренко и Михаил Харитонов накатали. Роман вышел в свет в интернете еще в 2010 году – но тогда я такое могучее произведение не рискнул начать читать, хотя Харитонов доставляет, не скрою.

Сейчас, на волне интереса к творчеству Харитонова, я таки рискнул – думал, что после его “Буратины” меня ничего не может удивить. Но нет, шмогло. Текст, несмотря на давность, читается с интересом даже 2019 году, а задоподгорание он будет способен вызвать еще пару десятилетий точно.

По большому счету, фантастики там почти нет (кроме самой идеи альтернативной истории), это скорее остросюжетный политический детектив. Главный герой приезжает в соседнюю страну, расследовать странную смерть коллеги, и попадает в водоворот опасных приключений, которые в итоге могут обернуться глобальными проблемами для его страны и всего мира.

Каноны шпионского романа здесь вполне соблюдены. Конспиративные квартиры, хвосты и прослушка в наличии. Главгерой явственно косплеит Штирлица и демонстрирует, что добром словом и увесистой ксивой можно добиться больше, чем просто добрым словом. Перестрелок, погонь и прочего в тексте почти нет. Но, несмотря на это, сюжет именно детективной части весьма напряженный, хотя там больше аналитической работы и разговоров, а экшена так вообще немного. А концовка так вообще шикарна. Короче, тема работы агентов спецслужб раскрыта очень хорошо.

Вот вам фрагмент из начала, для затравки:

3 февраля 1991 года, воскресенье, утро. Окрестности Висбадена.

“Ра-асцветали яблони и груши…”

Фридрих снял правую руку с руля, опустил с потолка кронштейн держателя. Вытянул из кармана черную тушку целленхёрера, переходящего уже к “туманам над рекой”. Легкое, безобидное фрондерство, проходящее скорее по графе “милые чудачества”. Имперский барон, оберст Люфтваффе, кавалер Рыцарского Креста Фридрих Власов не считает нужным скрывать свои русские корни.

[всякое происходит, потом Мюллер отправляет его в Москву]

Тот же день, ближе к вечеру. Берлин, международный аэропорт Шонефельд – борт “Люфтханза LH3723”.

Беспородная тупорылая туша гражданского лайнера вызвала во Власове новый приступ раздражения. Он вообще недолюбливал лайнеры и линейных пилотов, полагая, что бодрым голосом приветствовать пассажиров и скучать весь полет возле автопилота можно и за куда меньшие деньги – но особенно ненавидел американские “Боинги”. Он не мог понять, по какой причине величайшей авиационной державе мира приходится закупать подобное барахло, к тому же у стратегического противника. Газетные отмазки относительно дороговизны отечественных машин и прочие “рыночные соображения” его не устраивали: по роду занятий он слишком хорошо знал, что всякие рыночные соображения кончаются у порога крупных корпораций, связанных с правительственными заказами. Экспансия “Боингов” ему категорически не нравилась. Дойчи слишком быстро забыли времена, когда старшие братья этих “Боингов”, “летающие крепости” и “либерэйторы”, стирали ковровыми бомбардировками города Фатерлянда. И если бы не своевременная победа на восточном фронте и не бурное развитие реактивной авиации Райха, которой скунсам тогда нечего было противопоставить… Пару раз он говорил об этом с Мюллером, и неизменно слышал в ответ про какие-то “большие интересы”. Когда же Фридрих позволил себе заметить, что само это словечко – “интересы” – более соответствует семитскому, нежели германскому, стилю мышления, Мюллер устроил ему разнос. Из чего Власов заключил, что шеф всё прекрасно видит и понимает, но сделать ничего не может.

Через десять минут самолёт, наконец, взлетел. Было как-то странно ощущать всем телом набор высоты, сидя в пассажирском кресле. Тем не менее, когда самолёт пробил слой облаков и пассажиры стали расстёгивать ремни и подзывать бортпроводниц, развозящих ужин и аперитивы, Фридрих почувствовал себя относительно комфортно. Он открыл нотицблок (в Управлении ему вручили новенькую казённую “Тосибу”), подключил его к кресельному разъёму через блок питания, и закрыл глаза – чтобы не видеть заставку операционной системы “Ди Фенстер”.

Он терпеть не мог эту графическую оболочку – рассчитанную на интеллект ниже среднего, яркую, аляповатую, громоздкую и ненадежную, как все американское. Дойчефицированная версия, пусть и свободная от некоторых раздражающих моментов типа звездно-полосатого фона, все равно не могла скрыть своего гнилого американского нутра. Единственное, на что годилась эта система – так это на то, чтобы лишний раз продемонстрировать правоту национал-социалистического учения об обусловленности технологии национальным менталитетом. Только скунсам с их наплевательским отношением к легко дающимся им ресурсам и любовью к броским дешевым эффектам могло прийти в голову создать нечто подобное – и, что хуже всего, “окна” стремительно становились мировым стандартом, в то время как дойчское программирование всё больше отставало, проигрывало в мировой гонке за потребителя. Пресловутая добросовестность неожиданно оказалась мешающим фактором: гениальные дойчские кодемайстеры были просто не способны предлагать покупателям сырые, недоделанные программы – в то время как американцы преспокойно заполоняли рынок дерьмом в красивых коробках.

“Тосибы” Фридрих еще мог понять. Отношения Райха с Японией, конечно, складывались скверно. Страна самураев после оккупации так и осталась в орбите США, словно героиня бульварного романа, сперва изнасилованная захватчиком, а потом воспылавшая к нему бурной страстью. При этом гордые жители Страны восходящего солнца удивительно быстро простили Америке Хиросиму и Нагасаки – и в то же время до сих пор продолжают попрекать Райх тем, что он “бросил их на произвол судьбы”, подписав Женевский мир. Что делать – ситуация на западном фронте тогда сложилась патовая, а с появившейся у янки атомной бомбой приходилось считаться. Японцам следовало тогда проявить больше гибкости… Но, так или иначе, Япония действительно выбилась в лидеры по части микроэлектроники – нотицблоки того же класса, выпускавшиеся в Райхе, были на полтора килограмма тяжелее и потребляли больше энергии. Однако кто закупил для Управления партию “Тосиб” именно с предустановленными “Ди Фенстер”? Похоже, ситуация с “Боингами” повторялась: даже в цитадель безопасности Райха проник дух “интересов”.

Наконец, “окна” загрузились, и даже вроде бы без особых приключений. Власов ввел пароль и, тихо чертыхаясь, начал возить пальцем по упругой красной подушечке посреди белой клавиатуры, пытаясь направить экранную стрелку в нужную сторону. Некстати вспомнилась недавняя гаденькая статейка в бульварном “Шпигеле”, каким-то образом пропущенная цензурой: там японская подушечка сравнивалась с клитором (хотя сами японцы, видимо, вдохновлялись своим восходящим солнцем), а популярный в Райхе световой карандаш – с мужским членом. Вся эта фройдистская пакость использовалась для косвенной рекламы новомодного американского устройства под названием “мышь”. Фридрих показал статейку одному своему знакомому из политуправления, и тот потом долго рассказывал ему об американском культе мышей, и о том, что мышь символизирует американского юде – юркого, пронырливого и жуликоватого. Не разделяя свойственной идеологическим работникам юдофобской подозрительности, Фридрих всё же был вынужден согласиться с тем, что доля правды в этом есть – случайно посмотрев в кинотеатре предварявший сеанс американский цайхенфильм о мышонке Томе, который на протяжении всей ленты безнаказанно и изощренно издевался над котом Джерри. Этот прокол был уже посерьезнее статейки в “Шпигеле”: во время войны “джерри” было американским прозвищем дойчских солдат и дойчей вообще. Тем не менее, политуправление прохлопало и это, и дойчские детишки в зале весело хохотали, глядя на выходки наглого иудейского мыша.

Наконец, удалось вызвать нужную программу и переключиться в привычный “Норденкоммандор”. Два синих экранчика подействовали успокаивающе. Пальцы забегали по клавишам, и Фридрих довольно быстро нашёл раздел “Nachlass”. Там лежало всё оставшееся от покойного Рудольфа Вебера, включая отчёты, служебные записки, копии счетов, и прочее в том же роде.

Weber значит “ткач”. Что же за сеть ты соткал, Руди, и кто попался в нее – настолько зубастый, что охотник и дичь поменялись местами?

Роман называется “Юбер аллес”, и там события происходят в мире, в котором в сентябре 1941 года (то есть после начала войны с Англией и Россией) Гитлер и вся нацистская верхушка были уничтожены в результате военного переворота, и власть в Германии взяли умеренные националисты, отказавшиеся от расовой конфронтации на Восточном фронте, заявившие об освободительном характере войны и переманившие в РОА около 5 миллионов человек с уже занятых территорий. В результате новая Россия (еще, кстати, и приросшая территориями в сравнении с РСФСР) стала полноправным членом Рейхсраума, прогерманского военно-политического блока, постепенно завоевывающего все новые экономические высоты, поднимающего уровень жизни своих граждан выше мировых стандартов и осторожно дарующего им демократические права и свободы.

Основное действие развивается в Москве, технологически этот мир более продвинут, чем наш (ну да, Германия не потерпела поражения в войне, немецкие ученые и конструкторы продолжили развитие без перерывов), поэтому на начало 1991 года уже существуют мобилки и интернет диалапных времен.

Кстати, Холокоста в этом мире не произошло, но антисемитизм Рейха никуда не девался. Израиль создали американцы (а евреев туда навезли немцы), Центр Соломона Визенталя стал аналогом нынешнего Моссада, ну и так далее. К слову, несмотря на сеттинг, в тексте много персонажей евреев, и они вполне себе преуспевают в тамошней России.

Оберст Люфтваффе Фридрих Власов воевал с американцами в небе Египта на своём Мессершмитте-600, немцы высадились в Англии – но в целом мир вошел в состояние, аналогичное нашей “Холодной войне”, разве что Евросоюз называется Рейхом, и Россия входит в его состав – поэтому в конфронтации с США находится не СССР, а вся Европа. Действие романа происходит в 1991 году – и это не случайная дата. Вы же помните, что у нас произошло в 1991 году?

А дальше начинается интересное. Ибо антагонистами государства, которое защищает главгерой, в этом тексте выписаны отнюдь не коммунисты с большевиками (они в описываемом мире глубоко маргинальны и ни на что не влияют), а западный капитализм и отечественные либералы. Последних авторы троллят с особым удовольствием, то загоняя Фридриха на квартирник демшизы, то давая ему в оппонентки журналистику из либеральной газеты.

Естественно, режЫм лютует:

Фридрих еще помнил времена, когда задержанных с поличным наркокурьеров расстреливали прямо в аэропортах. Разумеется, не на глазах у пассажиров, а в специальной комнате Службы охраны, но секрета из этого никто не делал – напротив, о каждом таком случае сообщали в новостях, что в конце концов и возымело должный эффект… Сейчас, правда, от подобной практики отошли, предпочитая разводить судебную волокиту – но это лишь оттягивало казнь, а не отменяло ее.

Правозащитники негодуэ, и всё такое.

Насколько я знаю, на бумаге ЭТО никто не рискнул издать, но в Интернете вы без проблем найдёте.

PS. На фото в заголовке – Blohm und Voss Bv-141. BV 494, личный самолет Власова, был наследником именно этой модели. И сейчас, забираясь в прозрачную, похожую на изящную елочную игрушку кабину на правом крыле, Фридрих подумал, что после выхода на маршрут включит реактивную тягу. Полет по служебной надобности – значит, контора оплатит топливо. В Берлине он будет уже через час.

Ну и там много таких перлов и подхихикиваний:

– Dobri’ den, dorogoi, – произнес Мюллер, продолжая стоять вполоборота к окну.

Фридрих в который раз подумал, что рачительная природа, вложив в черепную коробку шефа недюжинный запас ума и хитрости, изрядно сэкономила на чувстве юмора и тактичности. Впрочем, Мюллер крайне редко напоминал Власову о его русских корнях. И если уж шеф принялся тяжеловесно шутить на эту тему, значит, его настроение и впрямь хуже некуда. Вероятно, самым мудрым было бы не обращать внимания и перейти сразу к делу, но любая неграмотность резала ухо Власову почти физически, и он не сдержался:

– Извините, шеф, но русские так не говорят. “Дорогой” – это форма вежливости, принятая в личной переписке, и употребляемая только вместе с именем. В других случаях это слово означает “требующий больших денежных затрат”. Моё жалованье пока что не даёт оснований…

Шеф вдруг издал смешок – если это ржавое поскрипывание можно было назвать смехом.

– Если вы имеете в виду счет за керосин, то вы сами хотели, чтобы я прилетел как можно скорее, – Власов чувствовал, как нарастает его раздражение. – На винтовой тяге я был бы сейчас еще…

– Простите старика, Фридрих, – отсмеялся Мюллер. – Просто я только что с совещания. Эти ослы собираются в очередной раз урезать нам финансирование. Скоро они придут соскребать с потолка позолоту, – он показал взглядом на ангелочков.

– Все так серьёзно? – вежливо поинтересовался Власов.

– Серьёзней некуда, – подтвердил Мюллер. – Они и в самом деле решили, что нам пора ужиматься.

Слово “они” шеф сопроводил характерным движением головы в сторону письменного стола, над которым висел чёрный портрет.

– Похоже, – продолжал скрипеть шеф, – мы слишком хорошо работаем. Или полвека гегемонии в Европе чересчур размягчающе действуют на некоторые мозги. Или что у них там наложено вместо мозгов.

– Или их слишком мало интересует Райхсраум, – подхватил Власов. – Сейчас вошло в моду любить Фатерлянд в его, так сказать, естественных границах.

– И вы о политике! Помилосердствуйте, Фридрих, я и так уже весь пропитан желчью. Давайте всё же о наших делах, – Мюллер, наконец, полностью повернулся к нему. – Вы знали Руди Вебера?

– Ну что значит – знал… – Власов собрался с мыслями. – Мне, конечно, известно, что это наш человек в Москве, и что информацию оттуда я получаю в основном через него. Но лично общаться нам практически не доводилось. Так, виделись пару раз в Управлении… – на самом деле, разумеется, от Власова не укрылось прошедшее время. Шеф уже начал отвечать на его вопросы. Итак, Рудольф Вебер, во-первых, мёртв, и, во-вторых, умер не такой смертью, какая полагается уважающему себя агенту Главного Управления Имперской Безопасности.

Мюллер молчал, давая подчиненному проявить подобающую сообразительность.

– Как и когда? – спросил Фридрих, не найдя лучшей формулировки.

В общем, вы поняли. Две сверхдержавы, холодная война между двумя континентами – и никто не хочет уступать, никакой конвергенции и детанта. Атомные бомбы заставили отказаться от большой войны – но война не исчезла, она просто приняла другие формы. Пиндосы всё так же лезут через культурную экспансию (джинсы, жвачка, рок-н-ролл) и цветные революции – ну а объединенная Европа отвечает орднунгом унд дисциплинен. Там даже в самолетах имеются специальные воздушные полицейские – чтобы, так сказать, пресекать безобразия в момент возникновения.

Что еще? Написано хорошо, читается легко. Интрига действительно затянута крепко, без провисаний и без нужды не дразнит читателя. Конечно, в тексте хватает мрака, насилия и безнадеги, но их не больше, чем в любимых народом бульварных романах, а литературно-философская составляющая “Юбер Аллес” значительно благороднее. Так что всем, интересующимся историей, обычной и альтернативной; всем, истосковавшимся по сильным детективам; всем любителям политических страстей и заговоров – а также всем любителям современной хорошей литературы, читать.