Западный «антиваксерный» психотип, в моём понимании — это тот тип сознания, который с самого рождения фокусировался на тотальном приоритете самости и личной жизни, что и называется нынче той самой неадекватной самоценной «свободой», достигающей экстремума и упадка в нынешнем «либерализме».

Интересно, что даже диссиденты этого «свободного» мира, явные критики экстремального либерализма-капитализма, сами полностью являются и либералами и капиталистами, они лишь не могут этого увидеть, так как для этого им нужен иной психологический и социальный фон, а его нет.

Для западных эгоцентриков пандемия стала столкновением с реализмом, к которому они были не готовы принципиально, органически. 70 послевоенных лет вырастили целые народы, оторванные в своём инфантилизме от психологической холистической основы мира, вырастили людей, утонувших в социальном редукционизме. Именно это, в моём понимании, вызвало иррациональную истерику и естественное хроническое отрицание, которое до сих пор постоянно пытается себя утвердить как нечто реальное, что и вынуждает муссировать эту тему, собирать «аргументы», фальсифицировать «доказательства» и пр.

Благо поводов и возможностей «у них там» для этого пока достаточно.

Хорошо заметно, что у разных людей разная чувствительность к происходящим изменениям в мире. Кто-то их ощущает как трагичные и требующие пристального внимания, кто-то вообще не замечает, и видит 21-й век вершиной развития человеческой цивилизации. Будто бы никогда так люди хорошо не жили (видимо, огромный процент использующих антидепрессанты и обезболивающие тоже среди победителей).

И правда, если назвать безысходное одиночество свободным выбором прогрессивного человека, то как за него не порадоваться. Ушедшие с 20-м веком культуру и искусство заменил Инстаграм и Тикток — «ха-ха, мы только выиграли», как любит сейчас говорить прозападная молодёжь.

Нам же хочется уже свободы и покоя, тождественных друг другу. Не хочется уже ни роста (некуда), ни набирания пластичности, ни кругозора с эрудицией, ни (страшно вымолвить) даже самой образованности, всё равно в чаемом объёме недостижимой. Всё это – задачи из более ранних возрастных этапов, на которых они мнились безусловными, необсуждаемыми, самоочевидными, основополагающими ценностями — и которые уже миновали.

Задачи по инерции ещё ставятся, но возможности, потребности и цели на самом деле уже другие.

Есть возрасты скорости – это средние возрасты жизни, самые суетные, слепые и поверхностные, — и есть возрасты медленности, и понятно, что я всё более в одном из последних, — первым из них было детство, особенно дошкольное (собственно, скорость начинается вместе со школой, с социализацией, или даже в детском саду, который тоже и социализация, и скорость). А теперь – время фундаментальной медленности, сколько ни бегай: время медленного впитывания мира. Не уверен, как это обосновать логически, но кажется, что есть верное правило:

Если что-то наконец сделали по уму, то оно вот-вот закончится и больше никогда не потребуется.

И с тех же пор я недоумеваю, чем женщин не устраивают в семье традиционные гендерные роли, когда мужчина отвечает за все, а женщина только за его настроение. То ли «плохо, плохо воспитываем мы нашу молодежь» (с) тов. Саахов, и мужики нынче сачкуют и не хотят всегда и во всем держать последний рубеж, то ли, наоборот, кому-то попадаются слишком хорошо воспитанные мужики, и их женщинам везет окончательно не повзрослеть, потому что непонятные и сложные ситуации мужики разруливают молча и не требуя признательности.

Я тоже хотел поскорее повзрослеть, еще когда школьником был, только процесс этот представлял себе несколько романтически. Думаю, если бы не женился, мог бы еще некоторое время куролесить и косорезить, травить про это корешам байки и играть в Питера Пэна. Если будешь отворачиваться от трудностей – не повзрослеешь. А если тебя уже двое, ну куда деваться.

В 19-м веке воображение у людей (вообще у людей — и умных, и глупых) было лучше, но зато хуже было с остротой мышления. Казалось — добавить этой остроты, и все сразу поумнеют. И именно эта острота отличала гениально-умного человека — от других. Конечно, помимо и других качеств — прежде всего моральных.

Итак, добавили. И нельзя сказать, чтобы совсем безуспешно: сейчас средним людям (тем, которые никогда не написали ни «Фауста», ни «Феноменологию духа» и вообще не сотворили чего-нибудь великого) в принципе могут быть доступны те мысли, которые в 19-м веке были доступны лишь гениям… Потому что среда способствует (это не только школа, это образ жизни). Доступны — в приближении, конечно. И вроде бы это нормально: гении творят, средние люди усваивают.

Однако en masse средние люди всё же не поумнели, потому что стало стремительно исчезать то, на что никому и не приходило в голову обращать внимание, настолько это казалось само собой разумеющимся: та самая способность к воображению. И теперь глупый человек может разбираться в структуре нейронных сетей, но так за всю жизнь и не заметить, например, того, что у всех серых и рыжих кошек полосатые хвосты (того, что в древности выразила поговорка: усатый-полосатый). Глупость не исчезла, а поменяла облик, и в результате en masse все эти мудрые мысли, выработанные гениями, людям всё равно недоступны.

И обратите внимание, что теперь предлагается. Острота мышления теперь предполагается как данность — она есть у всех, она всегда доступна к употреблению. На том или ином уровне — хотя бы на минимальном. Все знают, что солнышко жёлтое, а лошадка бурая, все умеют считать и писать, все умеют составить запрос к Google, все готовы эти навыки использовать. И кажется, что если просто добавить людям этого самого пошатнувшегося воображения, то люди сразу резко поумнеют.

Не похоже ли это на повторение прежней истории? Совершенно неслучайно понятийная работа с образами появилась только в новое время. Воображение для неё нужно — но и острота мышления, которой в принципе может и не быть, в ней тоже задействуется. Совмещать трудно, но необходимо. Это не только случайная необходимость, обусловленная лишь социальными обстоятельствами, а эта необходимость принадлежит и самой сути дела.

А что развивает — не только вводит на уровне «детского сада», но и развивает — эту способность к изострённому мышлению? Математика, обращение с формализмами и проч. Именно поэтому условные «гуманитарии» так часто оказываются идиотами.

Теперешние грешники больше напоминают героя стиха Киплинга, эдакие томлисоны. Которых некуда приткнуть – ни в рай, ни в ад – только в отстой. Их даже обратно нельзя вернуть, потому что мир просто, переполнившись отстоем, лопнет.

Люди, может быть, всегда хотели быть обжорами и донжуанами. Но всё с оглядкой, с нерешительным топтанием, с откачиванием жира и наращиванием частей тела, с политкорректностью и вытеснением наработанной энергии зла в интернет-выхлоп.

Материализм, вера в науку? «Только то, что можно пощупать»? Не смешите. Эти «неверующие фомы» на самом деле верят в такую дичь, висящую буквально в пустоте, в пустоте невежества, что, боюсь, науке в этом смысле досталось куда больше, чем религии. А все эти формулы «я = мозг» про прочее — это так, от страха и предъявленных наукой чудес.

И вот этот принцип – «радоваться жизненным отправлениям». Чему, в самом деле, радуются? Раньше это называлось просветлением, и люди морили себя в монастырях годами, чтобы иметь хотя бы шанс этого коснуться. Коснуться радости просто быть. А то, что теперь называется «радостью в малом» – так, томление.