Хотел было рассказать вам, почтеннейшие обитатели Рутопа, побаску про жареных воробьёв, да там надо ещё первоисточник одной цитатки найти (музейщики мне пообещали это в понедельник сделать), поэтому решил сегодня вам про Большой Треугольник рассказать, а заодно и его первооткрывателя реабилитировать. Почему реабилитировать? А читайте мои почеркушки, из них и поймёте.

26 октября (7 ноября по н. ст.) 1842 года на Царёво-Александровском прииске Златоустовского горного округа мастеровым Миасского завода Никифором Сюткиным был найден огромный золотой треугольник весом в 2 иуда, 7 фунтов и 92 золотника (36,02221 кг). Самородок имел вид неправильной усечённой пирамиды длиной около 25 см, а шириной 20 см в широкой части и 10 — в узкой, поэтому в последующем был назван «Большим треугольником». Ныне уникальный золотой самородок хранится в Алмазном фонде Оружейной палаты в Москве, а в Миасском музее экспонируется гипсовый слепок. По уточнённым данным вес самородка — 36,0157 кг, проба — 900,6. «Большой треугольник» является самым крупным за всю историю золотодобычи в России и самым крупным из сохранившихся самородков в мире (более крупные самородки, найденные в Австралии, были переплавлены и в первозданном виде не сохранились).

Обстоятельства уникальной находки за 170 с лишним лет обросли массой легенд и выдумок, за которыми реальную действительность порой трудно различить. Первым свою лепту в эту историю внёс уроженец Златоуста, известный журналист и публицист конца XIX века Пётр Прохорович Падучев, уделивший «Большому треугольнику» отдельную главу «Баловни счастья» в обширном очерке «Уральская Калифорния, или из народных рассказов о золоте», опубликованном в журнале «Исторический вестник» в октябре 1896 года. Факты в этом очерке перемешаны с фантазиями и домыслами журналиста. Начнём с того, что в качестве даты находки Падучев почему-то приводит 26 сентября вместо 26 октября. Это ещё можно как-то отнести к банальной описке, но дальше начинаются вещи более интересные. Вот Пётр Прохорович приводит сочинённый им диалог мастеровых, которых он почему-то именует рудокопами:
«…вес самородка, переходя из уст в уста, возрастал в огромной пропорции и пред рабочими дальнего забоя предстал уже в образе мифического чудовища, для поднятия которого послали целую артель, чтобы положить его в телегу, запряжённую парою лошадей…
— Эко счастье-то людям бывает! — говорили между собою рудокопы.
— Гляди, тысяч двадцать получит…
— Нет, брать, за эдакую махину не двадцать, а все сорок или пятьдесят отвалят, — поправляли того, кто пытался определить стоимость премии за самородок».

Суммы Падучев для красного словца приводит огромные, но на деле мастеровые Миасского завода были прекрасно осведомлены в том, что за каждый золотник найденного золотого самородка им полагалась премия в 15 копеек серебром, как это было определено 1773 статьёй VII тома Свода законов Российской империи (за очень мелкие самородки в 2-3 золотника премия составляла 6 копеек за золотник). В Златоустовском архиве сохранилась «Книга на записку самородок 1842 года, в которой отмечены все отысканные в 1842 году самородки. Тогда на Миасских золотых промыслах было найдено 1973 самородка, из них 64 весом свыше 1 фунта. В книге записаны имена мастеровых, вес найденных самородков, сумма премии серебром и ассигнациями, есть и отметки о выплате премии. Надо сказать, что премию получали мастеровые казённого предприятия за самородки, найденные в процессе производственной деятельности.

Далее Падучев живописует сцену взвешивания самородка, при этом почему-то указывает вес в 2 пуда, 7 фунтов и 91 золотник, хотя во всех официальных документах того времени, сохранившихся в Златоустовском архиве, вес указан в 2 пуда, 7 фунтов и 92 золотника. Более того, при очистке самородка в окружающей его глинистой породе было промыто золота в зёрнах общим весом в 1 золотник 7 долей, которое тоже было учтено.

Передёргивает факты Падучев и в вопросе о выплаченном Никифору Сюткину вознаграждении. Из его повествования следует, что решение по этому поводу чуть ли не единолично было принято главным начальником уральских горных заводов В. А. Глинкой. Хотя в этом случае первичным является рапорт начальника Златоустовских заводов П. П. Аносова от 30 октября, в котором Павел Петрович писал В. А. Глинке:
«Честь имею донесть Вашему Превосходительству, что на Царёво-Александровском руднике, при преследовании золотосодержащего пласта от плотины к фабрике 26-го октября сего года, найден редкой величины самородок весом два пуда семь фунтов девяносто два золотника. Он находится ниже плотины в 17 саженях, в старом русле речки Ташкутарганки на самом материке, состоящем из диорита, в глубине к поверхности земли на 4 1/4 аршина. Содержание близлежащих к нему песков было в 10 золотников от 100 пудов. По необычной величине сего самородка я почёл обязанностью представить его при сем со штабс-капитаном Шуманом, старшим смотрителем Царево-Александровского рудника на благоусмотрение и дальнейшее распоряжение Вашего Превосходительства. Сей самородок найден мастеровым Миасского завода Никифором Сюткиным, которому на основании 1773 ст. VII тома Свода законов причитается в награду по 15 коп. за золотник 1266 рублей 60 копеек серебром; но как подобной величины самородок до сего времени встречаемо не было, то я обязанностью себе поставил испросить на выдачу причитающейся ему награды разрешения Вашего Превосходительства».

В ответном письме Глинка разрешил выплатить упомянутую сумму вознаграждения, заметив при этом, что поскольку «заводский человек Сюткин в настоящее время несовершеннолетний, к тому же сумма эта, по ограниченности его потребностей, может быть растрачена им совсем непроизводительно, то я признаю за полезное выдать ему на руки только 66 рублей 60 копеек, остальные же деньги положить на хранение в государственный банк и, по мере накопления процентов, ежегодно ссужать ими Сюткина». Что и было сделано.

Замечу, что 9 апреля 1842 г. Никифором Сюткиным при добыче был найден золотой самородок в 2 золотника (8,5 г), за что мастеровому было выдано вознаграждение в 12 коп. серебром. И никакого особого разрешения от Аносова или Глинки не потребовалось. Взвесили, записали в книгу, выдали деньги. Всё! Абсолютно рутинное дело.

Завершил Падучев свой рассказ о «Большом треугольнике» повествованием о горькой судьбе Сюткина, где, судя по всему, опять дал волю своей бурной фантазии. Тут и пассажи о неудержимом пьянстве Сюткина, и о том, что Никифор постоянно клянчил деньги, и о том, что в конечном итоге Сюткина «привели на прииск опухшего, оборванного, скованного по рукам и ногам. Барабан ударил унылую дробь, как в достопамятный день 26-го сентября 1842 года. Сбежались приисковые артели. Принесли ворох розог. Жалкого забулдыгу разложили на грязной, вязкой глине, и началось жестокое истязание баловня счастья…».

Да вот беда, документальных подтверждений этому мне в документах архива найти не удалось, хотя я внимательно пролистал дела и Златоустовской управы благочиния, и Миасской заводской полиции, сохранившиеся за период с 1842-го по 1856 год. Про «правонарушения Сюткина ни словечка! Более того, в 1856 году миасский священник Владимир Терентьевич Аманацкий писал: «…Сюткин получил за эту счастливую находку 4390 рублей ассигнациями. Конечно, это поощрило рабочую команду, и бедняка Сюткина поправило надолго в состоянии, теперь он женат, имеет детей и живёт в порядочном доме, и деньги наградные по совету начальства положенные им в банк, не все им прожиты, а остаётся ещё до 2000 рублей». И ни слова о пьянстве или моральном падении Сюткина, хотя как священник В. Т. Аманацкий своих прихожан наверняка хорошо знал. Добавлю, что В. Т. Аманацкий — автор рукописи «Миасский завод и золотые промыслы в его округе». Этот обширный труд в 506 страниц хранится ныне в архиве Русского Географического общества в Санкт-Петербурге и является ценным историческим источником.

Замечу, что своё повествование о тяжкой судьбе Сюткина Падучев предваряет таким пассажем:
«Потом передавали, что император Николай долго любовался во дворце драгоценностью уральской Калифорнии и сказал пророческие слова:
— Жаль только, что деньги, выдаваемый за такие редкости, редко идут на пользу счастливцам…»
Вот так — «потом передавали». Агентство новостей ОБС (одна баба сказала) передавало! А Падучев просто повторил. И достойно завершил:
«Нет нужды договаривать, каков был третий период жизненного поприща Сюткина: он умер в нищете, презираемый и всеми забытый.
Так сбылось пророчество императора Николая».
Сбылось пророчество, натянулась сова на глобус. Ура! Честь и хвала неполживым журналистам.

Но вернёмся к Никифору Сюткину. Запущенное Падучевым красочное описание его судьбы стало кочевать из публикации в публикацию, расцвечиваясь всё новыми подробностями. При этом многие публикаторы почему-то стали упорно именовать Сюткина безродным сиротой. Так ли это? Обратимся вновь к документам. Вот «Семейный список мастеровых Миасского завода на 1 мая 1842 года». В нём отмечен Никита Сафронович [в других списках — Сафонович] Сюткин 44 лет с сыном Никифором 17 лет. А ещё братья Никиты (родные дяди Никифора) — Григорий и Зиновий с большими семьями. То есть на этот момент у «сироты» Никифора есть отец, двое дядьёв, три двоюродных брата, три двоюродных сестры и трое двоюродных племянников. Весьма большая родня! Если глянуть более ранний подобный список 1826 года, то там обнаружим ещё и мать Никифора Авдотью Карповну, и двух родных сестёр — восьмилетнюю Пелагею и трёхлетнюю Парасковью (в списке 1842 года их нет, поскольку очевидно, что этому времени они, вероятнее всего были уже замужем и учитывались с семьями своих мужей). Из этого же списка явствует, что Никифор Сюткин родился в марте 1825 года в селении Миасского завода.
Последний список подобного рода есть за 1852 год. В нём Никифор Никитич Сюткин фигурирует уже как глава семейства, вместе с ним живёт его отец Никита (к этому времени уже отставной мастеровой), жена Парасковья Сафоновна и двухлетняя дочь Александра (в списке помечено, что Александра умерла 16 апреля 1852 года). Последние упоминания о Никифоре Сюткине, которые удалось найти, датированы 1856—1857 годами: в «Деле 1857 г. о вновь рождённых и умерших» упоминается родившийся у Никифора 28 декабря 1856 года сын Павел, и умершая 24 августа дочь Александра 3 лет (судя по всему — вторая Александра по счёту).
Документы Златоустовского архива свидетельствуют, что Никифор Сюткин отнюдь не безродный сирота, а представитель обширного клана мастеровых Миасского завода Сюткиных, первые упоминания о которых восходят к 1799 года. Об этом свидетельствует «Опись Миасского медеплавиленного завода с находящимся при оном жителями». В списке есть вдова умершего мастерового Козьмы Сюткина (прадеда Никифора) Анна Ивановна 46 лет, с его детьми Софоном и Фёдором, да внуками Марфой, Зиновием, Иваном, Татьяной, Никитой (от Софона); Варварой (от Фёдора). Анна Ивановна с младшим сыном Фёдором и его семьёй имели дом с баней, лошадь, две коровы, два бычка, три овцы. У Софона (судя по записи, он был сыном Козьмы от первого брака, поскольку ему на этот момент уже исполнился 41 год) в хозяйстве был дом с баней и сараем, две лошади, жеребёнок, три коровы, бычок и три овечки.

Завершая рассказ о Большом треугольнике, приведу ещё одно утверждение Петра Прохоровича Падучева:
«В тот же день смотритель прииска сам отвез необыкновенный кусок золота к управителю завода, который командировал Шумана в Златоуст, для представления горному начальнику Аносову. Последний распорядился снять с самородка точную деревянную копию, которую густо позолотили и положили на хранение в арсенал». Точную деревянную копию? С предмета сложной неправильной формы? Что Павел Петрович Аносов глупый самодур и полный профан что ли? Что в Златоусте тогда были незнакомы с техникой литья? Прекрасно были знакомы! Для того же Свято-Троицкого собора отливали чугунные узорные плиты для пола. Для рыцарских доспехов «Древнее вооружение» (делалось в 1830-х годах для цесаревича Александра Николаевича) отливали бронзовые фигурные детали, в частности барельефы двух Пегасов. Собственно говоря, и кусинское художественное литьё начиналось со златоустовских мастеров. И уж изготовить гипсовые слепки с самородка для наших мастеров не представляло никакого труда. И они были сделаны. Один слепок хранился в Музеуме арсенала, в советские времена экспонировался в Златоустовском краеведческом музее (сам видел его в детстве), в первой половине 1970-х, когда несколько лет музей был закрыт на реконструкцию, был утерян. Другой слепок отправили в Миасс, он и до сих пор хранится в Миасском музее. Года три назад копию Большого Треугольника сделали для геологического музея «Созвездие самоцветов» в горном парке им. П. П. Бажова на Красной Горке в Златоусте.
Вот такие любопытные подробности, касающиеся знаменитого самородка и его первооткрывателя, удалось отыскать в документах Златоустовского архива.