В нашей замечательной стране на днях произошло несколько знаковых событий. Росатом объявил, что набрал заказов на десять лет вперед. Российские системы ПВО готовятся к поставкам в Турцию и Индию — США грозят обеим странам санкциями, но те не пугаются. Ростех сообщил о создании лазера для обнаружения углеводородных газов с беспилотника. В Курчатовском институте готовят к запуску новый токамак Т-15МД. Идут доклинические испытания препарата на основе радиоактивного изотопа радия-223 для уничтожения метастазов рака в костных тканях.

Одновременно с этим в России отмечены такие достижения, как удаление сцены однополого секса из фильма «Рокетмен», запрет на пересадку в самолете лоукостера из-за невозможности в дальнейшем опознать тела и начало суда между кинокомпанией Kinodanz и блогером BadComedian о нарушении авторских прав (на самом деле, из за того, что блогер отругал их фильм в Сети).

Тем временем в Екатеринбурге продолжается противостояние сторонников храма и защитников сквера. Меценат Алтушкин и местный мэр признали, что провалили работу с населением — горожане оказались не в курсе реальных планов по благоустройству города и полагали, что дело ограничится застройкой части сквера.

Где-то еще британцы с американцами сняли сериал про чернобыльскую катастрофу. Надо полагать, что это вполне может быть связано с успехами Росатома. А вот Россия ни про Чернобыль, ни про западные катастрофы ничего не сняла.

Зато на экраны вышел созданный с государственным финансированием фильм режиссера Павла Лунгина про Афганскую войну, в котором вся Советская армия выглядит как стадо мерзавцев и преступников. Очень своевременно — как раз к усилению нашей политики на афганском направлении.

Перед нами как будто две страны. Одна все время что-то производит, открывает, строит, работает и добивается. Другая в это же самое время цензурирует, затыкает рты, запрещает, занимается злокачественным патриотизмом и русофобией. Причем вторая едет на первой, время от времени делая в ее адрес замечания, высказывая соображения и выкрикивая лозунги.

Как сложилась эта странная конструкция? У меня есть гипотеза. Она вполне может претендовать на способность не только описывать реальность, но и предсказывать ее.

На мой взгляд, все дело — в кадровой политике. Я давно подозреваю, что в нашей стране действует могущественный подпольный профсоюз «сирот Эмильевичей и племянников Левочек», который исправно лоббирует интересы своих членов по трудоустройству на доходные, непыльные и респектабельные места.

Непыльное место отличается от «пыльного» тем, что это точно не реактор, это далеко от Крайнего Севера, от месторождений, от Сирии, от автоматов и изотопов. Непыльное место никак не может быть связано с поставками С-400 или испытаниями токамака.

Словом, непыльное место — это там, где не нужно много работать и сложно очевидным образом навредить.

Возможный вред — это особо важная характеристика, так как члены подпольного профсоюза о себе и своих сообщниках все прекрасно понимают: и про умище, и про уровень компетентности, и про работоспособность. Поэтому никакой хирургии, никаких реакторов и углеводородов. Идеально — культура или паблик рилейшенз. Там большие бюджеты, дорогие костюмы, важный вид и практически никакой ответственности. Главное — в заповеднике племянников Левочек и сирот Эмильевичей невозможны ни контроль, ни секвестр, поскольку основное свойство «племянника» и «сироты», делающее их неуязвимыми супергероями, — это наличие правильного дяди или даже отчества.

Впрочем, о причинении вреда я высказался не вполне точно. Ведь из раза в раз мы убеждаемся: культура и взаимодействие с людьми — штуки не менее серьезные, чем реактор, и бахнуть может будь здоров.

Собственно, оно и бахает с периодичностью раз или два в неделю — когда кто-то в стране, очередной деятель из пиар-отдела компании, театральной курилки или районной администрации, опять по-глупому и не к месту разевает рот в попытке сказать что-нибудь про народ, его историю или его быт.

Кроме того, у племянников и сирот тоже ведь есть дети и племянники — и они тоже автоматически становятся членами того же профсоюза. Рано или поздно они попадают не в PR-отдел «Леруа Мерлен» или мэрии, а на те должности, где действительно нужно работать много и хорошо. То есть оказываются в непосредственной близости от аппаратов искусственного дыхания и стартовых площадок.

И тогда происходит большой «бабах». Общество в ответ щетинится, соцсети гудят, эксперты хватаются за голову, а власть — бросается принимать меры, нередко драконовские. Впоследствии каждый подобный сюжет оплакивается следующими поколениями членов подпольного профсоюза как репрессии и гонения — и рождает новый повод что-нибудь на всю страну брякнуть.