Писатель видит тоже, что и все, но как говорится, делает из мухи слона, а потом торгует слоновой костью. А некоторые даже этой мухи лично не видят. Джек Лондон приехал на север за золотом, ничего не нашел, заболел цингой и вернулся обратно. А потом написал кучу книг о том, чего с ним не было. И ведь хорошо написал!

Мне в этом отношении повезло больше. Я пишу о том, что видел, хотя впоследствии выяснилось, что те, кто были рядом, видели совсем другое или вообще всё забыли. Надо полагать, и описываю я не реальность, а то, что осталось в памяти. Как говорят криминалисты: «Вру как очевидец».

Вот несколько сюжетов из жизни юных либеральных интеллигентов полувековой давности. Я видел эту молодёжь, мало того – сам такой был. Так что всё абсолютная правда.

Либерал в обороне

Студенты умники любят сравнивать себя с преподавателями военной кафедры, у которых, как им представляется одна извилина и та от фуражки. Камю и Сартра не читали, постимпрессионистов не видели, единственное на что способны, так это выдавать армейские афоризмы.

И вот, после скучных лекций, взвод стоит на полигоне. Майор дает вводную: «Мы находимся на юго-восточной окраине деревни Челобитьево». И далее – где противник, что он делает, задача роты, задача взвода, приданные огневые средства – стандартная схема боевого приказа.

А потом: «Курсант такой-то (обычно это самый умник, у майора на них чутье) организуйте оборону». Мысленно добавляет – блистайте своим умом и наслаждайтесь властью.

Схема боевого приказа уже лет сто не менялась. Кроме повторения вводных данных, нужно указать ориентиры, опорные пункты, основные и запасные позиции приданных огневых средств, сектора огня и много еще чего. А у нашего умника, по всему видать, кроме киношных лозунгов вроде: «За Родину за Сталина» и «Стоять до последнего» ничего нет.

Зрелище было жалкое. Причём сам умник как-то не особенно расстроился – владеть ремеслом хоть рабочего, хоть военного – это не для интеллигентов. Он выше этого. А вот у некоторых зрителей сомнения в практической ценности либерализма возникли.

Гуманист в третьей мировой войне

Пока теоретически. Тема занятия – тактика боевых действий подразделения рота – батальон в условиях города. Воюем, как водится по картам ФРГ. Скучно!

Но находится интеллигент-гуманист, желающий, как бы сейчас сказали, «потроллить» преподавателя: «Товарищ полковник, а что делать, если в городе исторические и культурные здания?»

Преподаватель сначала не понял вопрос. В боевом уставе город это совокупность укрытий, препятствий и ориентиров. Там нет никаких гуманитарных объектов.

Но потом понял, пришел в тихое бешенство, помолчал и сказал примерно следующее: «Если случится война, не вы её начнёте. Вы её будете заканчивать, расходуя материальные и людские ресурсы страны. Поэтому когда увидите храм 16 века, на колокольне которого будет наблюдатель и огневая точка противника – можете дать целеуказание самоходке поддержки и снести эту колокольню. А можете положить два десятка своих людей, оставив храм потомкам.

Вы я вижу, любите принимать самостоятельные решения, поэтому придётся взять на себя ответственность за развалины храма или за погибших солдат. Желающих спросить с вас за это будет сколько угодно».

Потом замолчал. Мы тоже больше ни о чём не спрашивали.

Интеллектуал в первом бою

Бой был ненастоящий, обычное упражнение по плану учёбы.

Всего-то и делов – ввернуть запал в гранату, побежав в сторону условного противника, с дистанции 40 метров бросить её, а потом имитируя стрельбу из автомата с криком: «ура», завершить атаку.

Упражнение делалось много раз и порядком осточертело. Казалось бы, сколько можно, думает какой-нибудь умник, я же не идиот.

Да, не идиот. Пока граната учебная.

Но сегодня граната боевая.

И опасности, в общем никакой. Граната летит на 40 метров, радиус поражения 20 метров. Мало того – после броска нужно встать за специальный щиток, ну не война же в самом деле, и только после взрыва бежать с криком: «ура».

И тем не менее. Я сидел на учете боеприпасов – выдавал гранаты и запалы и несколько раз повторял – кольцо с чекой сдать мне. Бесполезно.

Интеллектуал становился идиотом. Взгляд стеклянный, как говорят американцы – на тысячу ярдов. Ничего не слышит, ничего не помнит. После взрыва состояние постстрессовой эйфории. Где кольцо – неизвестно.

И действительно, откуда ему знать, если оно у него на пальце болтается. Зомби, зомби и есть!

Читая эти микроновеллы, может показаться, что автор в отличие от описанных героев, был совсем другой. Нет, просто тараканы в моей голове были другие.

Пацифист в неуставных отношениях

По учебному плану сборов, наш взвод заступил на сутки в караул. Причём в действующую часть, расположенную в жилой зоне. Объект охраны – склады с обмундированием, никаким врагам 100 лет не нужным. Но устав есть устав. Автомат с примкнутым штыком и два магазина патронов, всё по-взрослому.

Начальник караула, конечно, предупредил – мол, тут диверсантов не было и не будет, если вам ночью что-нибудь покажется, лучше перекреститься, чем открывать огонь в городской черте.

А днем, по охраняемой территории, через дыру в заборе, ходят на работу в часть вольнонаемные.

И всё равно, один курсант изловил утром женщину-бухгалтера, и, уперев ей штык в спину, привёл в караулку, по пути узнав о себе много нового, на великом и могучем русском языке.

Я же впал в другую крайность. Охраняемая зона выходит непосредственно на берег реки, ну и я, плюнув на склады, сел на берегу, поставил автомат между колен, а в знак своего пацифизма – вставил ромашку в дырочку на штыке.

Минут через 10, на берег подошли и сели покурить два сержанта срочника, по виду дембеля.

Потом один посмотрел на меня. Боже мой, сколько всего было в этом взгляде. Студент, салага, ромашка на штыке, но при этом, курсант и часовой – лицо неприкосновенное.

У мужика невротический синдром во всей красе. Но он только процедил сквозь зубы: «Цветок убери».

По уставу, постороннего, находящегося на охраняемой территории, я мог и обязан был положить лицом на траву и дожидаться разводящего.

Но я молча встал, выкинул ромашку и пошёл сидеть на ящике с песком под пожарным щитом.

Прав был сержант. И в том, что сказал и в том, что хотел сказать, но промолчал.