Пару месяцев назад я наткнулся на откровения одного из представителей т.н.»мясного поколения», чье становление прошло в эпоху безвременья условных «святых 90-х» (я бы назвал их «длинными 90-ми», растянувшимися с конца 1980-х до начала 2000-х).

Он очень примечательный, настолько, что я решил привести его здесь, сопроводив своими комментариями. Ибо он наглядно показывает, насколько быстро меняется сегодня ситуация и то, что казалось вполне логичным еще пару лет назад, сегодня уже безнадежно устарело. Время перелома эпох — оно такое, стремительное.

Мне тридцать два — и я не великий

Этим летом, которого может не быть, мне положено подвести итог. Десять лет прошло, как я не студент и пятнадцать, как не школьник. И я вроде бы согласен с теми, кто против всяких юбилеев — но вот карантин, а значит самое время положить весло, лечь в лодку и наконец понять — куда же ты все-таки греб?

(Стало быть, человек где-то 1988 года рождения. Сформировался как раз по итогам «длинных святых 90-х».)

Итак, я не великий. Более того — мы не великие. И даже, кажется, не станем впоследствии. Мы — это ровесники Новой России, первые де-юре несоветские гомо сапиенс на территории страны за последний век. Первые пробные европейцы. Хипстеры. Кофеманы. Музыканты. Режиссеры. Кураторы. Диджеи. Модели. Серферы. Дизайнеры. Арт-директоры. Креативные продюсеры. Креативные — но не великие.

Здесь важно: я пишу о друзьях и знакомых, о беспечных жителях двух столиц, о тех, кто в последние десять лет где-то ставил пластинки, курировал выставки, открывал бары, брил виски, носил чиносы, отучивался пить американо и учился пить совиньон. Я безо всякого сомнения уверен, что где-то за пределами моего видения есть среди ровесников будущие или завтрашние гении. Не беритесь мне это доказывать, я пишу о своих — невеликих.

(Насчет «первых европейцев» — мне уже смешно, почему — увидите позже. А насчет оговорки с «жителями двух столиц» — она примечательная. Хотя бы потому, что за их пределами народу все-таки куда больше живет и живет сильно по-другому — у меня знакомых по российским регионам более чем достаточно для таких выводов)

Десять лет назад мы учились в Университете, уничтожали боярского на модной еще Думской, носили узкие галстуки из финки и безусловно верили (ну я-то точно), что мы — особенные. Что мы что-то сделаем. Как-то бахнем. Где-то разорвем. Чем-то поразим. Что сейчас мы еще свежи и неопытны — но вот там впереди именно нам топтать ковровые дорожки, сжимать статуэтки, сталкивать поколения и волновать народы.

Десять лет спустя смотрю на себя в коридорное зеркало очередной съемной квартиры. В зеркале вижу приятное. Обаятельный, со вкусом одетый, по моде стриженый человек. Как писали раньше — хороший малый. Малый — да, великий — нет. Пытливо всматриваюсь в друзей, оцениваю приятелей, слышу что-то о шапочных знакомых — никого великого. Даже близко. Четвертый десяток, шаткая юность позади, твердо стоящая молодость вот сейчас, уютно лежащая зрелость близится — но никто, никто не успел стать великим или хотя бы набрать слюны для того самого плевка в вечность.

(Ну да, рубеж 2010-х годов. Относительно спокойное время, кризис-2010 вроде как минул и можно расслабиться. Все опять пошло вверх, и теперь-то уж будущее видится вполне безоблачным. И каждого уж точно ждет Успех.)

Никто не написал большой роман, не снял прекрасное кино, не построил бизнес-империю, не родил шесть детей, не сделал научное открытие, не заработал миллиарды, не возглавил партию, не основал секту, не прибил гениталии к площади, не был выслан, вознесен, награжден, расстрелян, канонизирован, проклят или забыт. А главное — никто не влияет на современность, на нынешний день, никто ничего не значит ни в городе, ни в стране, ни в мире.

(Ну, 99% людей в обычной жизни никак или почти никак заметно не влияет современность, особенно во времена стабильности.)

При том мы все — молодцы. Все, практически без исключения. Классные проекты, большие фирмы, солидные гонорары, модные кроссовки, хорошие тачки. Кто-то уехал в другую страну, другие там с успехом учились, у кого-то на двери написано «директор», а с кем-то за руку здоровается весь город. Среди нас есть популярные музыканты, талантливые продюсеры, известные стилисты, успешные руководители и востребованные профессионалы. Среди нас нет наркоманов, пьяниц, подлецов, предателей и ж@полизов. Но нет среди нас и людей, от действий которых что-то в этом мире сдвигалось. Мы есть друг для друга, но вообще нас нет. И если завтра нас всех вдруг не станет — на этом кладбище очень скоро не будет свежих цветов.

(Эхехе, сколько на кладбищах таких вот заброшенных могил возрастом уже несколько десятилетий.)

Но это только введение, главное будет сейчас.

И вот почему.

Мы не великие, потому что между нами и нашим же величием непреодолимой плюшевой стеной стоит простое человеческое счастье.

Мы родились на излете Союза. Мы выросли в девяностые. Мы учились в десятые. Мы возмужали в двадцатые. Мы первое взрослое поколение россиян. И мы очень хотим сделать то, чего не делали наши бабушки и дедушки, папы и мамы, тети и дяди — жить хорошо. Очень, очень, очень хотим — и будем драться за это право до последнего, отдавая за него даже самые сокровенные мечты. Потому что это право — оно наше, оно уникальное. Ни у кого из наших предков за последние сто лет не было возможности в двадцать пять посерфить в Лиссабоне, напиться в Нью-Йорке и потанцевать в Берлине. Да что там, заграница. Никто до нас, независимо от статуса, счета и ума не мог лениво жевать шакшуку на Хлебозаводе после ночного джазового фестиваля. Потому что не было ни фестиваля, ни шакшуки, а на Хлебозаводе пекли батоны, а не перфомансы Диденко. Мы первые взрослые пользователи жирной собянинской Москвы и гораздо менее жирной, но все-таки капиталистической путинской Руси. Русские европейцы один-ноль. Пробный шар. Нулевой пациент. Первый пресс.

(Насчет «мы будем драться» — бгггг. «Много людей готовы убивать за деньги, но что бы умирать за них — я не знаю ни одного» (с) Слишком уж мелкие для этого цели. А насчет «русских европейцев 1.0» — опять мне стало ну очень смешно. Похоже, что этот Невеликий еще и Необразованный.)

И у нас, первопроходцев русского мещанства, храбрых его испытателей, нет, не было и не будет времени думать о грандиозных открытиях, больших идея и невероятных замыслах. Мы просто пробуем жить хорошо. И под пристальным взглядом грядущих поколений идем в удобных эспадрильях по центру Стамбула/Афин/Неаполя/(тебе на я) и обсуждаем, не стоит ли взять напрокат машину, чтобы спуститься вниз по побережью в поисках рыбных ресторанчиков. Мы идем медленно, но в тоже время очень торопимся. Мы поднимаем к глазам загорелые руки, и на наших скромных, но стильных часах видим, что у нас нет времени становиться великими — надо успеть стать счастливыми.

(Бггг в очередной раз «насчет первопроходцев русского мещанства». Похоже, что чувак не читал ни А.Н.Островского, ни А.П.Чехова, ни М.Горького.)

Я прокомментировал этот текст следующим образом:

Они так ничего не поняли и ничему не научились. А сейчас известный им мир стремительно уходит в небытие. Печальная их судьба, раз они «спешат быть счастливыми». Опоздали уже, и навсегда.

И затем имел удовольствие лицезреть явление Невеликих. Они — так реально ни хрена и не поняли. И уже не поймут. Все это уже было 120 лет назад. Т.н. «серебряный век», который был ну очень недолговечным и запомнился, помимо всего прочего, невиданным декадансом тогдашего креаклиата как раз этих самых «двух столиц».

И закончился он весьма плачевно для значительной его части. Которая так ничего и не поняла до самого своего конца.

И на этот раз будет точно так же. Ситуация меняется настолько стремительно, что все эти «новые мещане» в большинстве своем просто не впишутся в будущее.

По очень простой причине — у них нет другой цели, кроме как «просто жить хорошо и быть счастливыми». И чем дальше, тем четче им станет понятно, что это их «мещанское счастье» не пришло и так и не придет. Поскольку краткий век внешнего материального благополучия без морального содержания завершается на наших глазах.

А в эпоху, когда «простое мещанское счастье» станет недоступным, смысл жизни для таких вот невеликих будет потерян. Со всеми вытекающими последствиями.

Что же, suum cuique. Кому суждено не вписаться в будущее — тот в него не впишется.