«Человек есть дробь. Числитель, — это сравнительно с другими — достоинства человека; знаменатель — это оценка человеком самого себя. Увеличить своего числителя — свои достоинства, — не во власти человека, но всякий может уменьшить своего знаменателя — свое мнение о самом себе, и этим уменьшением приблизиться к совершенству». Левъ Николаевичъ Толстойъ.

В книге «Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников» есть воспоминания Горького за 1902 год, как в Крыму, возле имения Великого князя А.М.Романова встретились аж трое Романовых и, разговорившись, перекрыли (судя по всему, частную) дорогу, которая вела к их дворцам. А тут едут самолично Лев Николаевич.

Великие князья его не видят и общаются самым наглым образом. Лев Николаевич «уставился на Романовых строгим, требующим взглядом». Впрочем, князья об этом не знали. А вот верховой конь на требующий взгляд отреагировал, «помялся на месте и отошел немного в сторону, пропуская лошадь Толстого. Проехав минуты две молча, он сказал: «Узнали, дураки». И еще через минуту: «Даже лошадь поняла, что надо уступить дорогу Толстому».

Это к разговору про знаменателя и приближение к совершенству.

…19 сентября 1858 года Лев Толстой записал в дневнике: «Решил, что надо любить и трудиться, и всё». А 20 сентября признается: «Устал. Не любил и не трудился».

Бывает, проснешься как птица —
крылатой пружиной на взводе!
И хочется жить и трудиться.
Но к завтраку это проходит.

Это Губерман. Еще один почетный труженник израильской ССР.

Русский язык! Это, конечно же, Толстой и прочее бла-бла-бла. «Пройдя калитку, Пьера обдало жаром». Уж не над Толстым ли издевался Чехов, когда написал: «Подъезжая к сией станции и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа». Впрочем, тысячи оболтусов спотыкались на этой конструкции.

О, да. Лев Толстой был властителем дум. Но ни разу не посетил ни одной толстовской коммуны, а к толстовцам относился с большим подозрением. В «Записках христианина» пишет: «Вонь, камни, роскошь, нищета. Разврат. Собрались злодеи, ограбившие народ, набрали солдат, судей, чтобы оберегать их оргию, и пируют».

Про оргию у Льва Николаевича вырвалось по Фрейду: зело любил граф извращения. Про пиры тоже удачно: историк Н.Н.Черногубов говорит о празднике лицемерия в Ясной Поляне. Да и с записками, что названы христианскими, получилось симптоматично: в завещании Лев Николаевич объявил себя мусульманином.

Толстой пахал землю — но только перед фотокамерой. Толстой во всеуслышание хотел отказаться от собственности — не отказался. Хотел освободить крестьян — не освободил. Хорошо негодует этот писатель о роскоши и нищете. Натурально. Сам, будучи миллионером, копейкой никому не помог.

В статье «О голоде», которая вышла почему-то в Лондоне, Толстой называл необходимой организацию бесплатных столовых, где могли бы накормить детей, стариков, больных. А ведь именно такие столовые были созданы «проклятым царем» во время голода 1891 года.

Его современники, купцы и предприниматели ежегодно выделяли по миллиону на больницы, на социальные нужды, а Лев Николаевич обличал пороки статьями из Лондона. За роман «Воскресение» Толстой получил 55 миллионов сегодняшних рублей, за «Войну и мир» — в полтора раза больше. Не дал денег голодающим нисколько.

Крепостной вопрос (в очередной раз) был поднят Александром II в мае 1855 года. В конце 1856 года был учрежден комитет по крестьянскому делу. Программа правительства, изложенная в рескрипте императора в ноябре 1857 года, предусматривала уничтожение личной зависимости крестьян. Поскольку дворяне эту идею не одобряли, Лев Толстой закатал рукава. Любил писатель как крестьян, так и справедливость в целом. Поэтому решил показательно освободить своих крестьян от крепостного гнета.

Потом он, разумеется, что? Передумал. «Жизнь помещика с рабством, насилием и т.п. всё-таки хороша». Вот так. Полное собрание сочинений, 18 января, 1858 год. То есть, через два месяца после рескрипта императора.

После указа о раскрепощении факт раскрепощения стал банальностью, поэтому прогрессивный граф пообещал крестьянам раздать свое имущество. Опять не случилось. Освобождение крестьян по-толстовски выглядело ну совсем оригинально: в течение 30 лет крепостные должны выплачивать Л.Н.Толстому ежедневно по 5 коров (в рублевом эквиваленте) — и свободны. Правда, через 30 лет, в 1892 году, этот оригинальный мужчина сделал финт ушами, и собственниками имения оказались жена и сын.

Толстовские дневники, выпущенные зачем-то в огромных объемах, читать странно, но иногда интересно. Открыв без цели, без цели можно прочесть: «Глупо вел себя. Зачем-то против воли пил». Можно еще открыть наугад, прочесть: «Встал в 5, гулял, признаюсь, с ужасно эротическими мыслями. Читал первыя стихотворения Пушкина». «Я — эманципатор!!!!». (Почему-то с четырьмя восклицательными знаками). «Чудный день. Бабы в саду и на копани. Я угорелый…».