Нравы либералов-западников мало изменились с 19-го века до нашего времени. Они всё так же усердно служат западной повестке, а тот факт, что в 19-м веке повестка была другой, менее радужной, ничего по сути не меняет.

Да и в остальном их отношение к России осталось прежним. Есть такой «Дневник Писателя» Достоевского, сперва рубрика в еженедельнике «Гражданин», выходившая в 1873 году, а далее и самостоятельный журнал.

Федор Михалыч в нем точно также, как мы сейчас в телеге, обсуждал «лидеров мнений» своего времени и времени недавнего прошлого, с которыми общался и имел отношения. Вот точно также, как мы сейчас друг друга обсуждаем. Только великий Достоевский обсуждает великих критиков, писателей, философов и публицистов. Что они делали, о чем разговаривали друг с другом, какие проблемы современного русского общества поднимали. В остальном — чисто посты в телеге!

Во втором выпуске под названием «Старые Люди» Достоевский пишет про Герцена и Белинского. И Белинский, и Герцен в разной степени увлекались социалистическими идеями.

Над Герценом Федор Михалыч подтрунивает таким образом: «Он отрекся от основ прежнего общества, отрицал семейство — при этом был, кажется, хорошим отцом и мужем. Отрицал собственность — а в ожидании её упразднения успел устроить дела свои и с удовольствием ощущал за границей свою обеспеченность. Он заводил революции и подстрекал к ним других — и в то же время любил комфорт и семейный покой».

И это очень характерно. Также очень характерно и отношение «прогрессивной интеллигенции» к эмиграции:

«Герцен не эмигрировал, не полагал начало русской эмиграции; нет, он так уж и родился эмигрантом. Они все, ему подобные, так прямо и рождались у нас эмигрантами, хотя большинство их не выезжало из России».

Характерно он описывает и отношение дорогих (безусловно, дорогих Достоевскому) мыслителей к русскому народу в целом:

«К русскому народу они питали лишь одно презрение, воображая и веруя в то же время, что любят его и желают ему всего лучшего. Они любили его отрицательно, воображая вместо него какой-то идеальный народ, — каким бы должен быть, по их понятиям, русский народ. Этот идеальный народ невольно воплощался тогда у иных передовых представителей большинства в парижскую чернь девяносто третьего года. Тогда это был самый пленительный идеал народа».